большинстве стран 10 % самых обеспеченных людей, как правило, владеют половиной или большей (часто гораздо большей) долей всего богатства, в то время как беднейшая половина населения страны «не владеет практически ничем»[452].
США в очередной раз служат наглядным примером. Самые бедные 50 % американцев владеют лишь 2 % богатства страны[453]. Но самый богатый 1 %, владевший чуть менее чем четвертью богатства страны в конце 1970-х годов, теперь обладает более чем 40 %[454]. А самый обеспеченный 0,1 % американцев, к которому относятся лишь около 160 тысяч человек, владеет примерно 22 % всего богатства в стране, причем ему досталось более половины всего богатства, накопленного в США с 1986 по 2012 год[455]. Результат показан на графике 8.7[456]: Америка сейчас находится в ситуации, когда верхний 0,1 % населения обладает тем же богатством, что и самые бедные 90 % населения вместе взятые. Это возврат к старомодному устройству общества 1930-х годов, когда класс, владеющий капиталом, купается в золоте, а у остальных по сравнению с ними почти ничего нет[457].
График 8.7. Доли богатства верхнего 0,1 % и нижних 90 %
Прогноз
Как показано выше, в истории роста неравенства во всем мире кроются три отчетливые тенденции. Во-первых, человеческий капитал распределяется все менее равномерно и различные навыки людей вознаграждаются очень по-разному; та часть экономического пирога, которая достается работникам в качестве зарплаты, распределяется все менее сбалансированно. Во-вторых, человеческий капитал теряет ценность по сравнению с капиталом традиционным; часть пирога, достающаяся работникам в качестве зарплаты, сокращается по сравнению с тем, что получают владельцы традиционного капитала. И в-третьих, сам традиционный капитал распределяется чрезвычайно неравномерно, причем в последние десятилетия это становится все заметнее.
Эти тенденции не всегда и не везде проходят одинаково. Например, в Великобритании неясно, действительно ли снизилась доля рабочей силы в доходах. В течение XX века в Центральной Европе и Японии, в отличие от США, доля доходов, приходящихся на верхний 1 %, фактически имела тенденцию к снижению. Есть и другие достойные внимания исключения. Тем не менее общая картина остается прежней: благосостояние большинства стран мира увеличивается, но распределяется неравномерно. И главный виновник тому – технический прогресс.
Конечно, технологии не являются причиной всех видов неравенства. Но зачастую именно они выступают главным двигателем этих тенденций – как напрямую за счет повышения заработной платы высококвалифицированных сотрудников или поощрения фирм использовать более традиционный капитал в ущерб труду, так и косвенно – путем содействия глобализации и другим экономическим сдвигам. (Стоит помнить, что технический прогресс – основной фактор, обеспечивающий увеличение экономического пирога. Другими словами, в словосочетании «неравенство доходов» он в значительной степени объясняет и «неравенство», и «доходы».)
Изучение того, как работает неравенство сегодня, полезно, поскольку оно помогает бороться с остающимся скептицизмом относительно надвигающейся угрозы технологической безработицы. Прямо сейчас большинство обществ распределяют благосостояние путем рыночного вознаграждения людей за их капитал – как человеческий, так и традиционный. Растущее сегодня неравенство показывает, что этот подход уже дает трещину: немногие люди владеют чрезвычайно ценным капиталом, тогда как капитал многих других практически ничего не стоит. Как отмечалось ранее, технологическая безработица – это лишь более радикальная версия той же самой истории – той, где рыночный механизм полностью разрушается и многие люди остаются вообще без какого-либо ценного капитала. Президент Джон Ф. Кеннеди саркастично отметил, что «прилив поднимает все лодки», подразумевая, что экономический рост приносит пользу всем членам общества. Однако он не указал на то, что при достаточно сильном приливе те, у кого нет лодки, то есть те, у кого вообще нет капитала, ценящегося на рынке, просто утонут.
Но исследование того, как работает неравенство сегодня, полезно еще и по другой, довольно оптимистичной причине: оно показывает, что мы можем что-то сделать с технологической безработицей в будущем. Как отмечалось выше, три тенденции, лежащие в основе растущего неравенства, не проявляются одинаково во всех странах, даже несмотря на то, что везде происходят одни и те же технологические изменения. От этого факта не стоит отмахиваться – он показывает, что ответные действия стран на технологические изменения действительно работают. Как говорят ведущие исследователи неравенства, «неравенство доходов в последние десятилетия увеличивалось почти во всех регионах мира, но с разной скоростью. Тот факт, что неравенство так различается между странами, даже если они находятся на одном уровне развития, подчеркивает важную роль национальной политики и институтов в формировании неравенства»[458].
Неравенство в доходах не является неизбежным. Неизбежно лишь то, что, когда некоторые люди приходят в этот мир, лотерея жизни может наделить их какими-то уникальными талантами и способностями или богатыми родителями, а может и нет. Такой дисбаланс везения будет всегда. Но нет никакой причины, чтобы те, кому повезло при рождении, были единственными людьми, способными собрать ценный капитал, и нет никакой причины, чтобы дети удачливых родителей непропорционально преуспевали в собственной жизни. И в свою очередь нет никаких причин, по которым дисбалансы во владении капиталом должны приводить к такому огромному неравенству в получаемых доходах.
Между неизбежными начальными дисбалансами и окончательным неравенством доходов стоит целая система институтов, которую мы как общество решили построить: наши школы и университеты, системы налогообложения и социального обеспечения, профсоюзы и законы о минимальной заработной плате – и это лишь некоторые из них. Они меняют не только характер распределения капитала, но и конечную прибыль на этот капитал. Они определяют, как это экономическое благосостояние распределяется по всему обществу.
Таким образом, неравенство не является неизбежным. И то же самое верно в отношении экономических дисбалансов, которые вызвала бы технологическая безработица. Мы можем формировать и сдерживать эти экономические перекосы – если захотим.
Проблема распределения
Когда Кейнс впервые писал о технологической безработице, экономическая атмосфера была отвратительной. Шел 1930 год, началась Великая депрессия, и на весь промышленно развитый мир надвигался длительный период экономического мрака. Тем не менее, несмотря на всю безрадостность момента, он предложил своим читателям не паниковать, а попытаться «освободиться» от «недальновидных воззрений» и вместе с ним «полететь в будущее». Со временем, думал он, мы решим «экономическую проблему», прекратим традиционную «борьбу за выживание», и нам уже не придется беспокоиться о технологической безработице – тогда экономический пирог будет достаточно велик, чтобы все могли жить дальше. Он считал, что если технологический прогресс будет развиваться устойчивыми темпами, то пирог достигнет нужного размера в течение ста лет – то есть к 2030 году[459].
В каком-то смысле предсказание Кейнса сбылось, причем почти за десять лет до назначенного срока. Сегодня мировой ВВП